уверенность строится только на словах больших политиков, то это непростительное заблуждение. Слова им служат для того, чтобы скрыть истинные мысли и истинные планы.
– Нет, товарищ Сталин! – Голос Берии окреп. – Кроме слов я опираюсь на факты, на конкретные факты. По данным токийской и харбинской резидентур, основные силы армии, авиации и флота Японии приведены в полную боевую готовность. Сосредоточены они на Тихоокеанском театре военных действий. Не так давно в бухте Гаго в обстановке строжайшей секретности состоялись крупнейшие за последние годы учения. К сожалению, по этому вопросу нашей агентуре удалось добыть лишь отрывочные данные. В частности, стало известно, что в ходе учений отрабатывались воздушные удары по морским целям и системам береговой охраны. Что касается Квантунской армии, то она пока занимает зимние квартиры. В совокупности все это говорит о военном варианте развития событий на море и свидетельствует о том, что наши усилия оказались не напрасны.
– Возможно, и так, поживем – увидим, – не спешил соглашаться Сталин и, бросив на Берию короткий взгляд, продолжил: – Ты и твои подчиненные неплохо поработали, но требуется еще одно, последнее, усилие.
Тот вспыхнул от похвалы и не без пафоса отрапортовал:
– Иосиф Виссарионович, товарищ Сталин, спасибо за высокую оценку работы наркомата! Ради вас и партии я и НКВД готовы на любые жертвы!
Но Вождь оставил без внимания показную демонстрацию преданности.
– Война? – Короткое слово как отзвук его мыслей вопросом повисло в воздухе. – Война! – снова повторил он. – Только время и история оценят этот наш шаг, – голос Вождя набирал силу, – великие цели требуют великих поступков! Будущее покажет, что мы были правы. Фашисты захватили пол-Европы, и сегодня под Москвой решается судьба не только нашей страны, но и всего мира! Если мы не устоим, завтра фашисты захватят Азию, а потом погребут под собою сытую и благополучную Америку. Рузвельт и Черчилль это прекрасно понимают! Так почему же они медлят и не открывают второй фронт против фашистов?! Не могут или все-таки не хотят?
Берия гневно мотнул головой и с презрением сказал:
– Все они одним миром мазаны. Этот облезлый английский лев Черчилль только и знает, что мурлыкать про борьбу с фашизмом, а сам не наберется духа перепрыгнуть через лужу под названием Ла-Манш, чтобы вцепиться в глотку Гитлеру. Рузвельт тоже не лучше, отделывается обещаниями и второсортной тушенкой. Для них, чем больше прольется русской крови, тем больше станет сундуков с золотом.
На лице Сталина неожиданно промелькнула улыбка.
– Лаврентий, откуда столько пафоса? – с сарказмом спросил он. – Ты так без работы оставишь товарища Мехлиса и его комиссаров.
– Мне с ним не тягаться, пускай он Геббельсу рот затыкает, – не преминул пройтись в адрес главного комиссара Красной армии нарком.
– Ну, это скорее по твоей части! – хмыкнул Сталин, но в следующее мгновение лицо его стало серьезным. – В чем-то ты прав, Лаврентий. Денежные мешки, всякие там Рокфеллеры, Форды и Ротшильды, вскормили этого Гитлера и натравили на нас, но мы не дадим им отсидеться за нашими спинами. Мы заставим их воевать! – Берия, невольно вытянувшись, внимал каждому слову Вождя, а тот продолжал говорить: – Для этого требуется еще одно усилие, и война между империалистическими хищниками станет неизбежной! И ты, Лаврентий, твои чекисты должны сделать это!
– Мы выполним вашу задачу, Иосиф Виссарионович! – заверил он.
– Надеюсь. – Лицо Сталина смягчилось, и он уже буднично спросил: – Что там еще у тебя?
Нарком запустил руку в папку и вытащил стопку листов.
Сталин поморщился и ворчливо заметил:
– Вы что, с Поскрёбышевым сговорились меня в бумагах похоронить?
– Иосиф Виссарионович, требуется только утвердить списки номер один и номер два на врагов народа.
– А не многовато будет? И так воевать некому.
– Нет. Здесь самые опасные. К остальным подходим избирательно. Тех, кто прошел перековку и покаялся перед советским народом, направляем на фронт, чтобы в штрафных батальонах искупили кровью свою вину.
– Хорошо, показывай! – согласился Сталин и потянулся к красному карандашу.
Положив на стол два списка из числа сотрудников наркомата иностранных и внутренних дел, Берия суетливо поправил пенсне и поспешил заметить:
– Молотов ознакомился с обоими списками и согласился с предложениями НКВД.
В верхней части листа стояла аккуратная, с нажимом на первой букве подпись наркома иностранных дел. Бегло просмотрев список номер два – «врагов народа», которым выпала неслыханная милость каторжным трудом в лагерях искупить свою вину, Сталин расписался.
Список номер один, отпечатанный крупными буквами, чтобы не утомлять глаз Вождя чтением фамилий изменников и террористов, подлежащих расстрелу, оказался короче. Отточенное острие карандаша хищно заскользило по бумаге. Остановилось оно в конце первой страницы, на фамилии известного в Грузии большевика. Берия подался вперед.
Сталин поднял голову, испытывающее посмотрел на него и спросил:
– Не жалко? Ты же с ним не один год проработал в Закавказской ЧК?
– К врагам товарища Сталина и партии у меня и НКВД не может быть жалости и снисхождения!
– Мы все служим партии, – поправил Вождь и повторил вопрос: – Так все-таки не жалко? Кажется, в двадцатом он вытащил тебя из кутаисской тюрьмы?
Болезненная гримаса искривила лицо Берии. «Все помнит, черт сухорукий!» – поразился он и с раздражением ответил:
– Сволочь, как был меньшевиком, так им и остался.
– Вышинский тоже бывший меньшевик, может, и его расстреляешь? – с усмешкой спросил Хозяин, и в его рысьих глазах вспыхнули зловещие огоньки.
Этот взгляд был знаком Берии, ох как хорошо знаком… Он просвечивал душу как рентгеном, выискивая в ней пятна измены. И все же он не отвел глаз в сторону и твердо заявил:
– Товарищ Вышинский беспощадной борьбой с троцкистами, зиновьевцами и прочей мелкобуржуазной сволочью доказал свою преданность революции и партии! А этот… – Он силился подобрать нужное слово, злость душила его, наконец он яростно выпалил: – Вонючий шакал! Мы слишком поздно разглядели его. Прикрываясь партийным билетом, он готовился совершить теракт против вас и членов Политбюро!
– Лаврентий… – Здесь Сталин поморщился и напомнил: – Если мне не изменяет память, в конце двадцатых ты его не раз нахваливал и даже представлял к ордену за разоблачение заговора меньшевиков в Грузии.
В глазах наркома промелькнула растерянность, но он быстро оправился и с негодованием воскликнул:
– Товарищ Сталин, вы нас учите, что никакие заслуги в прошлом не дают права встать над партией, а тем более выступить против нее.
– Правильно! Мы все ее рядовые бойцы, – неопределенно ответил Вождь и оценивающе посмотрел на своего давнего соратника, будто увидел впервые.
Потом он снова прошел к окну и остановился.
Солнце поднялось над лесом, мороз спал, и дымка, окутывавшая деревья, рассеялась. Девственно-чистый снег искрился бриллиантовым блеском. Легкий ветерок,
